Когда, наконец, наступит весна
И пыль с тротуара смоет вода,
Тогда пробудишься ты ото сна,
Смахнув с губ осколки талого льда.
Освещая бесконечную лазурь небосвода, солнечные лучи золотили верхушки деревьев и оставались жёлтыми бликами на снегу. Кое-где уже виднелась прошлогодняя трава, пара крохотных ручейков бежали вдоль булыжной мостовой, унося с собой сухие листья, песок и мелкие камушки. В необычайно прозрачном воздухе одновременно пахло и свежестью, и пылью, лёд трескался, с почерневших от сырости веток капала вода. Всё звенело, таяло и пело - начиналась весна.
Исказив тонкие губы в улыбке, Корсак мечтательно разглядывал только что сломанную им сосульку.
Алёша любил весну больше других времён года. В детстве, когда все ребята играли в снежки, он с нетерпением ждал прихода марта. Зимние праздники, сани, снег, конечно, тоже хороши, но разве они могут сравниться с первыми бабочками, с молодой травой или с набухшими почками?
С наступлением весны даже глаза юноши сияли сильнее, чем раньше, на бледных щеках появлялся румянец, да и внутренне всё преображалось.
- А вот и я, - голос друга заставил Корсака обернуться.
- А вот и ты, - повторил он, бросая сосульку и пожимая Белову руку.
- Какой ты холодный! - ахнул Саша. - Хоть бы руки в рукава, что ли, спрятал! Дай-ка согрею, - и, сжав тонкие кисти Алёши в своих, Белов преподнёс их к губам.
- Что ты! - вскрикнул Корсак, отдёргивая руки, - не прямо же на улице! Котов и так что-то уже заметил, а коль подтвердится - нам с тобой Сибири не миновать!
- Но ведь вдвоём же отправят! - Белов захохотал и снова взял Алёшку за руки. - Чего бояться-то?
- Тебе-то, конечно, нечего - у тебя кожа толстая, а мне... мне к снегам никак нельзя!
Саша снисходительно улыбнулся и, приобняв одной рукой Корсака, прошептал:
- Не волнуйся, друг сердечный, я тебя везде согрею!